Неоспоримыми доказательствами существования бесов (демонов) являются их проявления в болящих одержимостью людях. При посещении храма, церковных таинствах, эти сатанинские существа начинают проявлять себя и открываться. Проявления их могут быть  даже в виде высказываний и  разговоров с людьми через болящих.
   Предлагаю посетителям сайта подборку таких высказываний, найденную в книге иеромонаха Пантелеймона (Ледина) "Козни бесовские", и книге этого же автора "Невидимая битва. Козни бесовские против человека", изданные православным фондом Благовест. Хочется надеяться, что прочитанное многим откроет глаза на происходящее, вооружит необходимыми знаниями, а главное — направит ко спасению.


   “Служба началась. Люди сбились в кучу, чтобы лучше слышать о. Иосифа. Было тихо и хорошо... Вдруг раздался дикий, прямо-таки звериный вой. Он тянулся так долго и на такой высокой ноте, что казалось — так не способно кричать живое существо. “Может, это сирена?” — подумала я и оглянулась. За моей спиной стояла женщина в черном платке. Лицо ее было бессмысленным, глаза остановились... И тут началось! Я оказалась в самом эпицентре беснования. Со всех сторон доносились вопли. Рядом женщина остервенело билась головой о выступ. “Мужчины, помогите!” — раздался крик. У пожилой грузной женщины случился припадок: руки и ноги ее скручивала и разбрасывала какая-то страшная сила — женщину было не удержать. Она мычала и отбивалась от кого-то невидимого, лицо ее было залито потом.
Ни за что не хотелось верить, что все это происходит на самом деле и всерьез, но сомнений быть не могло — я видела неподдельные страдания людей. . Бесам явно не нравилось в этом храме “Опять приволокла сюда,” — вырывался из женщины хриплый мужской голос (выделено мной — К.А.). Я уже начала понимать, что она тут ни при чем это бес, сидящий в ней, ее же и ругает. К концу службы бесы совсем “взбесились” “Не заклинай, Оська, не заклинай!” — орали они. Изо всех углов церкви хриплые расхлюстанные голоса изрыгали матерщину. Отец Иосиф принялся кропить прихожан и болящих святой водой. Когда она попала на лицо бесноватой, стоящей рядом со мной, та отключилась и стала падать на спину... Одна девушка никак не могла прийти в себя, и помощники просили о. Иосифа почитать над ней дополнительно. Священник начал читать. Мы стояли в полутора метрах от бесноватой. Вдруг все ощутили сильный запах жжёной серы. “Смотрите, у неё из ноздрей идёт дым!” — вскрикнул кто-то. Мы и вправду разглядели тоненькую черную струйку “Бес выходит!” — прошептал кто-то...”

   — К батюшке о. N. приехала группа верующих за советом духовным и просьбою молитв. Поговорив со старцем, хотели взять благословение на обратный путь. “Давайте помолимся” — остановил он их и только после молитв “О путешествующих” благословил уезжать. После их отъезда бес, через стоящую рядом болящую, завопил: “Зачем молился? Все испортил нам! “Наши” уже встречали их на повороте шоссе с наговоренною землею, чтобы аварию сделать”.

   Помазываю маслом больного, орет на весь лагерь:
   — Жжет, жжет! Горю вся! Отпусти, хватит, ты что?! Один бес устами болящей говорил:
   — Все, выхожу, к А-ке (колдунье) не пойду, нашел девицу, в нее войду: красивая, беленькая, курит и пьет
Я: — А Господь, попустит?
Раздался визг и вопли: врагу ненавистно слышать о своей слабости и что без воли Божией ничего не может сделать.

   Суббота совпала с Праздником Рождества Христова. Служили ночью, а в 14 часов молебен по болящим. Среди других была новенькая, я подошел к ней, чтобы проверить ее мощевиками. Бес заговорил:
   — Отойди, и так устал
   — Что же ты делал?
   — Всю ночь трудился и устал очень, отойди! Весь город обошел, даже в соборе был...
   — Зачем?
   — Всех настроил там друг против друга: в алтаре все переругались
   — Я думал, что ночью вы спите
   — Ты что?! Ночью самая у нас работа: драки, пьянки, убийства, разврат... Без нас ничего не бывает. И входим ночью: когда заснут без креста, молитвы, пьяные...

   — На молебне подношу мощевик к болящей:
   — Н. бес: “ Что, с ума сошел? Сколько можно выходить? И так ничего от меня не осталось, страшный весь, облезлый...”
   — Я: “Выходи, вот и посмотрим на тебя”
   — Н. бес: “Ты что! От страха все убегут, ходить в храм никто не будет... Рано мне выходить. Что думаешь, если я выйду, мне легче будет? А как бить меня будут другие бесы, душить! Не так, как я Н. душу, хуже”
   — Н. бес: “Как мне твои кресты надоели! Ты что, не понимаешь? Что Н. плохо, хоть бы ее, дуру, пожалел, безмозглую. Что она тебя, дура, слушается? Совсем дурой стала: молится, кланяется, плачет о грехах, тьфу (сплевывает) дура! Ненавижу вас, тебя с нею. Если выйду, я с тобою такое сделаю... ты даже не представляешь...”

   Вышел Православный календарь за 1997 г. с моею статьей “Кто, кто в тереме живет?”
Реакция бесов устами болящих:
   — Я тебя с N разорвал бы за этот календарь. Все о наших кознях... все раскрываете!
   — Куда архиерей смотрел? Он что, с ума сошел? Да мы ему такое устроим... Как он смел пропустить такое?
   — Я поражен, как можно такое пропустить? Да кто это печатал?

   — У одной из наших больных была аллергия на зелень укропа, петрушки и т.д. Она совершенно не могла кушать салаты, т.к. начиналась сыпь и отеки, и трапеза кончалась госпитализацией. Врачи, впрочем, не могли понять, почему именно на это реакция организма, а не на что-то другое. После нескольких месяцев хождения в наш храм она спокойно вкушала любой салат. Бес же ее устами часто говаривал: “Ненавижу эту хряпу, мяса хочу!” Таким образом враг подталкивал больную на нарушение поста, но после воздействия святыни и заклинательных молебнов не мог проявлять себя так, как хотел.



   — Это мы на молитве наводим на вас сон, уныние, страхование, чтобы отвести от беседы с Богом! Мы можем раздражить вас даже какой-нибудь волосинкой или букашкой
   — Тремя грехами мы сейчас взяли весь мир: блудом, богатством и пьянством.
   — Некоторые говорят: “Что заслужим, то и получим”. Говорят, а не знают, какая там мука и что оттуда не выйдешь, сколько ни плачь. Никто не услышит.
   — Но особенно мы действуем через телевизор. Телевизор — вот вся твоя “святыня”.
   — Это мы устраиваем ссоры между людьми.
   — Мы записываем каждую худую мысль, с которой вы согласились, посочувствовали ей, и ставим в хартии (так они именуют свое “досье” на нас — ред.) точки. Мы записываем каждое ваше слово. Когда вы молитесь, мы зорко следим за вами.
   — Люблю женщин с золотыми серьгами в ушах, на высоких каблуках, в коротких юбках или мужских брюках.
   — Не нравятся мне любящие святыню.
   — Через покаяние грехи в наших хартиях стираются, но большие изглаживаются только через слёзное покаяние.
   — Стоят в храме, а думают о доме! А я-то рад и в хартию пишу!
   — Умершие без крестов — все у меня, в аду.
   — Мы сейчас совсем запугали верующих колдовством, пускай забудут, что на всё воля Божия.
   — Особенно не люблю книги старческие (святоотеческие — ред.), они меня насквозь прокалывают. Это я внушаю к ним отвращение.
   — Очень боюсь тех, кто добрые дела делает втайне, я учу всё выставлять напоказ.
   — Кто за врагов молится, тот нас с ног сшибает.
   — Духовные книги — лучшая милостыня за усопших. Никому об этом не говори. Пусть не знают.
   — Ух, как я рад, что столько стало бесноватых.
   — Люблю таких, которые подходят причащаться без крестов, не прочитав молитвенного правила, не простив обидчиков.
   — Ненавижу священников, которые спасают и приводят к Богу.
   — Вы что же, думаете, мне могут нравиться те, кто ради Бога пьёт один кипяток или заваренную траву, а не чай или кофе?
   — Теперь любят делать добро так, чтобы о нём все знали. Никто не хочет на небе награду получить, только бы здесь, на земле.
   — Очень тяжело мне покаяние подробное.
   — Многие каются, а от дел не отстают!
   — Ненавижу, когда человек мужественно борется со скорбью. На душе кошки скребут, а он вида не показывает. Эта борьба мне крайне не нравится.
   — Боюсь низших чином, но высшим духом. А высших чином, но низших духом — таких не боюсь.
   — Ни в ком не замечаю борьбы с нами. Стоит вложить мысль греховную, как её тут же принимают и исполняют.
   — Наш князь как даст нам задание, мы сразу идём исполнять, а вы пока раскачаетесь на повеления Божии...
   — Сейчас многие прямо с низших мытарств к нам в ад отправляются, за осуждение других (особенно священников и монахов). И чревоугодников много: все любят поесть и попить повкуснее. Они и не каются в этом; придут в храм, на лавочку сядут и говорят о мирском. У них и мысли нет, чтобы покаяться.
   — Во многих церквах я чувствую себя вольготно: там, где верующие разговаривают, ведут себя, как на базаре. У тебя я стою на второй ступеньке, дальше не могу войти. У о.П. я стою на улице, мне страшно даже к притвору приблизиться. У некоторых нерадивых батюшек, которые, например, выпьют да идут служить, я бываю и на краешке алтаря.
   — Нравится мне, что сейчас многие совсем не говорят о Боге и Матери Божией, ни с батюшками, ни между собой. Одна плоть, ничего духовного, даже в храме о мирском болтают.
   — Это мы внушаем, что антихрист уже родился.
   — Мне бы хотелось, чтобы все верующие так говорили: “Молиться нет времени... В храм ходить некогда, дел много...” или: “Муж не пускает...” или: “Гости приехали...” Мы вам сколько угодно отговорок найдём.
   — В моём плане первым пунктом значится: чтобы реже ходили в храм.
   — Не люблю книг о святых отцах. Всё в них против нас написано. Мы день и ночь учим осуждать священников.
   — Утешаюсь я тем, что не один страдать вечно буду, а повлеку за собой море людей.
   — Терпеть не могу, когда священники на исповеди, объясняя и спрашивая, вытягивают грехи.
   — Наши священники сбивают истинных священников, наши монахи сбивают истинных монахов, наши верующие сбивают истинных верующих.
   — Я пепла из кадила после Литургии очень боюсь от Херувимского ладана.
   — Когда Страшный Суд будет, все встанут, возьмут свои кресты с могил и пойдут на суд. А те, у кого крестов не будет, как думаешь, куда пойдут?
   — Ты хоть одного человека оскорби, чтобы он ушёл расстроенный! Вот тогда мне радость будет.
   — А! Грешите и каетесь? Всех бы вас разорвал!
   — Очень нравится общая исповедь! Я бы двадцать четыре часа в день ходил! Никакого греха не надо говорить и стыда не надо испытывать.
   — Я внушаю оставлять всё “на потом”. Потом почитаете молитвы, потом — Евангелие, потом в храм сходите, потом и доброе дело сделаете. Если успеете.
   — Все эти выписывания и переписывания из божественных книг, особенно святоотеческих, — ненавижу.
   — Молитва задержания мне очень мешает осуществлять мои планы.
   — Тех, которые сострадают бесноватым, я боюсь, а которые боятся их, потому что мы в них сидим, — те мне нравятся. И боящиеся колдунов мне очень милы.
   — Ненавижу тех, кто читает Псалтирь, особенно ночью.
   — Не люблю довольных любой пищей. Это я вас учу разбираться и капризничать.
   — Нравится мне, когда напоказ чётки носят, губами шевелят, демонстрируя, что молятся. И ещё — когда говорят или показывают, чем пожертвовали.
   — Особенно не люблю из Евангелия от Луки двенадцатую главу!
   — Вы, холёные, начёсанные, выбритые, разодетые — все мои! Люблю занятых миром, а не спасением души.
   — У курильщиков не только дым мой, но и огонь!
   — Исповедаются в грехах, а от причин не уходят.
   — Люблю своих монахов. Мои монахи мясо едят, вино пьют.
   — Особенно ненавижу святых, которые достигли любви и в жизни терпели искушения и скорби.
   — Смирения терпеть не могу.
   — Может ли человек, который перед телевизором умер, мытарства пройти? Ну, если бы ещё газету читал, может, и прошёл бы, но если телевизор смотрел: клоунов, колдунов, бесстыдства — ни за что не пройдёт.
   — Меня усилиями только священника не выгонишь. Надо и самим поститься, молиться: вот тогда мне бой... Я не хотел говорить, но наперсный твой Крест со святыней меня вынуждает сказать, сними его!



   Храм был забит «под завязку». Прихожане стояли на коленях, слушая голос священника, читающего молитву. Никто не говорил ни слова, но вдруг одна из прихожанок неестественно выгнулась и страшно закричала. Еще через минуту семилетний мальчишка принялся лягать людей и, вцепившись в волосы матери, крепко державшей его за руку, завизжал: «Выпусти, выпусти меня отсюда!». Рядом забился в судорожном припадке мужчина. Так в храме Иоанна Предтечи Свято-Троицкой Сергиевой лавры проходил очередной обряд изгнания бесов из людей.
   Не связывайтесь с темными духами!
   Говорят, что человеческие души — это «призовой фонд» в вечном соревновании между Богом и дьяволом. И их, с позволения сказать, «агенты» приставлены к каждому из нас. И, якобы, за правым плечом у нас стоит ангел, а за левым — бес. И вечное: «Сплюнь через левое плечо!» — не что иное, как напоминание хвостатому-рогатому о том, что он есть никто и звать его никак. Впрочем, бесов это не особенно огорчает. Их задача — потихонечку, исподтишка, получить душу в «бессрочную аренду». Если это получается, человек становится одержимым, бесноватым. Способным на самое гнусное поведение, включая воровство, убийство и насилие. Единственная возможность вернуть бесноватого на путь истинный — отчитка, когда священник сражается с бесом один на один.
Отчитывать бесноватых и одержимых дано не каждому. Бесы жестоко мстят за изгнание. В том случае, если не могут причинить зло священнику, насылают болезни и беды на его родственников. Зная об этом, за отчитку берутся немногие. Один из них — архимандрит Герман, служащий в Свято-Сергиевой лавре. Без дела священник не сидит. Каждый день к нему в храм приходят 100-150 человек.
— Да-а-а-а-а…Бесноватых много приезжает. Когда отец Герман крест к ним подносит со святыми мощами, на пол бросаются, рычат, плюются, слова гадкие кричат, — вздохнув, сказала нам церковная служка, — и большинство молоды-ы-ые такие!
Ей вторит тетка Татьяна, берущая паломников на ночлег:
— И удивляться этому нечего! Особенно много тех, кто у экстрасенсов всяких побывал. Они же не целители, колдуны обычные. Или вот молодые, которые на картах гадают или, хуже того, спиритизмом занимаются… Они же при этом с духами темными связываются! Алкоголики тоже приезжают, бес пьяных любит, чего только их руками не делает! Совсем болезных, тех, кто кукарекает или воет, я на дом не беру, а остальных, чего же… Надо же им помогать как-то!